Я сижу с матер..ю в (не)боль­шом де­ре­вя(н,нн)ом сарае под со­ло­ме(н,нн)ой крыш..й. В мут­ных от прол..вного дождя в..ротах го­лу­бы­ми зиг­за­га­ми по­лы­ха..т яркая мол­ния.⁽⁴⁾ Тор..пливо кре­стит..ся мать креп­ко пр..жимая⁽³⁾ меня к груди. Я пр..слу­ши­ва­юсь⁽²⁾ к тяж..лым ра(з/с)катам грома к ра(з/с)д..ра­ю­ще­му слух трес­ку уда­ров к бе(з/с)по­кой­но­му шур­ша­нию мышей в овся(н,нн)ой со­ло­ме.

Под­няв­шись мы вид..м в во­ро­тах се­реб­ря(н,нн)ую сетку дождя а скво(з/с)ь пр..зрач­ные капли уже сия..т перел..ваясь луч..ми радос..ное лет­нее со..нце.

Отец запр..гает ло­ша­дей на­пу­га(н,нн)ых гро­зой. (Н..)может (н..) пр..тя­ги­вать взгля.. омы­тая дождём до­ро­га. Мног..цвет­ная ра­ду­га висит над луг..м яркое со..нце бл..стит на спи­нах бодро бе­гу­щих ло­ша­дей. Я сижу рядом с отцом смот­рю на стол(б/п) бе­ло­го дыма под­ни­ма..ще­го­ся (в)да­ле­ке над зажжё(н,нн)ым гро­зой са­ра­ем. Я слу­шаю весёлое чи­ри­ка­нье птиц в от­кры­ва­ющ..мся мне чу­дес­ном мире.

Я сижу с матер..ю в (не)боль­шом де­ре­вя(н,нн)ом сарае под со­ло­ме(н,нн)ой крыш..й. В мут­ных от прол..вного дождя в..ротах го­лу­бы­ми зиг­за­га­ми по­лы­ха..т яркая мол­ния.⁽⁴⁾ Тор..пливо кре­стит..ся мать креп­ко пр..жимая⁽³⁾ меня к груди. Я пр..слу­ши­ва­юсь⁽²⁾ к тяж..лым ра(з/с)катам грома к ра(з/с)д..ра­ю­ще­му слух трес­ку уда­ров к бе(з/с)по­кой­но­му шур­ша­нию мышей в овся(н,нн)ой со­ло­ме.

Под­няв­шись мы вид..м в во­ро­тах се­реб­ря(н,нн)ую сетку дождя а скво(з/с)ь пр..зрач­ные капли уже сия..т перел..ваясь луч..ми радос..ное лет­нее со..нце.

Отец запр..гает ло­ша­дей на­пу­га(н,нн)ых гро­зой. (Н..)может (н..) пр..тя­ги­вать взгля.. омы­тая дождём до­ро­га. Мног..цвет­ная ра­ду­га висит над луг..м яркое со..нце бл..стит на спи­нах бодро бе­гу­щих ло­ша­дей. Я сижу рядом с отцом смот­рю на стол(б/п) бе­ло­го дыма под­ни­ма..ще­го­ся (в)да­ле­ке над зажжё(н,нн)ым гро­зой са­ра­ем. Я слу­шаю весёлое чи­ри­ка­нье птиц в от­кры­ва­ющ..мся мне чу­дес­ном мире.

(1)Дети ни­ко­гда не за­по­ми­на­ют мать мо­ло­дой, кра­си­вой, по­то­му что по­ни­ма­ние кра­со­ты при­хо­дит позже, когда ма­те­рин­ская кра­со­та успе­ва­ет увя­нуть.

(2)Я за­пом­нил свою мать седой и уста­лой, а го­во­рят, она была кра­си­ва. (3)Боль­шие за­дум­чи­вые глаза, в ко­то­рых про­сту­пал свет серд­ца. (4)Ров­ные тёмные брови. (5)На вы­со­кий лоб спа­да­ли дым­ча­тые во­ло­сы.

(6)До сих пор слышу её не­гром­кий голос, не­то­роп­ли­вые шаги, ощу­щаю бе­реж­ное при­кос­но­ве­ние рук. (7)Это не имеет от­но­ше­ния к воз­рас­ту, это вечно.

(8)Дети редко го­во­рят ма­те­ри о своей любви к ней. (9)Они даже не знают, как на­зы­ва­ет­ся чув­ство, всё силь­нее при­вя­зы­ва­ю­щее их к ма­те­ри. (10)В их по­ни­ма­нии это во­об­ще не чув­ство, а что-то есте­ствен­ное и обя­за­тель­ное, как ды­ха­ние, уто­ле­ние жажды.

(11)Но в любви ребёнка к ма­те­ри есть свои зо­ло­тые дни. (12)Я пе­ре­жил их в ран­нем воз­расте, когда впер­вые осо­знал, что самый не­об­хо­ди­мый че­ло­век на свете  — мама. (13)Па­мять не со­хра­ни­ла почти ни­ка­ких по­дроб­но­стей тех далёких дней, но я знаю об этом своём чув­стве, по­то­му что оно до сих пор теп­лит­ся во мне, не раз­ве­я­лось по свету. (14)И я бе­ре­гу его, по­то­му что без любви к ма­те­ри в серд­це  — хо­лод­ная пу­сто­та.

(15)Я ни­ко­гда не на­зы­вал свою мать ма­те­рью, мамой. (16)У меня для неё было дру­гое слово  — ма­моч­ка. (17)Я вырос, отрас­тил усы, стал го­во­рить басом. (18)И по­че­му-то на людях я про­из­но­сил это слово чуть слыш­но, как будто стес­ня­ясь его.

(19)По­след­ний раз я про­изнёс его на мок­рой от дождя плат­фор­ме, под звуки тре­вож­ных гуд­ков па­ро­во­за, под гром­кую ко­ман­ду «по ва­го­нам!». (20)Я, ко­неч­но, не знал, что на­все­гда про­ща­юсь с ма­те­рью. (21)Я шеп­тал «ма­моч­ка» ей на ухо, и, чтобы никто не видел моих муж­ских слёз, я вы­ти­рал их о её во­ло­сы… (22)Но, когда теп­луш­ка тро­ну­лась, не вы­дер­жал, забыл, что я муж­чи­на, сол­дат, забыл, что во­круг люди, мно­же­ство людей, и сквозь гро­хот колёс, сквозь бью­щий в глаза ветер за­кри­чал:

(23)— Ма­моч­ка!

(По Ю. Я. Яко­вле­ву)

(1)Дети ни­ко­гда не за­по­ми­на­ют мать мо­ло­дой, кра­си­вой, по­то­му что по­ни­ма­ние кра­со­ты при­хо­дит позже, когда ма­те­рин­ская кра­со­та успе­ва­ет увя­нуть.

(2)Я за­пом­нил свою мать седой и уста­лой, а го­во­рят, она была кра­си­ва. (3)Боль­шие за­дум­чи­вые глаза, в ко­то­рых про­сту­пал свет серд­ца. (4)Ров­ные тёмные брови. (5)На вы­со­кий лоб спа­да­ли дым­ча­тые во­ло­сы.

(6)До сих пор слышу её не­гром­кий голос, не­то­роп­ли­вые шаги, ощу­щаю бе­реж­ное при­кос­но­ве­ние рук. (7)Это не имеет от­но­ше­ния к воз­рас­ту, это вечно.

(8)Дети редко го­во­рят ма­те­ри о своей любви к ней. (9)Они даже не знают, как на­зы­ва­ет­ся чув­ство, всё силь­нее при­вя­зы­ва­ю­щее их к ма­те­ри. (10)В их по­ни­ма­нии это во­об­ще не чув­ство, а что-то есте­ствен­ное и обя­за­тель­ное, как ды­ха­ние, уто­ле­ние жажды.

(11)Но в любви ребёнка к ма­те­ри есть свои зо­ло­тые дни. (12)Я пе­ре­жил их в ран­нем воз­расте, когда впер­вые осо­знал, что самый не­об­хо­ди­мый че­ло­век на свете  — мама. (13)Па­мять не со­хра­ни­ла почти ни­ка­ких по­дроб­но­стей тех далёких дней, но я знаю об этом своём чув­стве, по­то­му что оно до сих пор теп­лит­ся во мне, не раз­ве­я­лось по свету. (14)И я бе­ре­гу его, по­то­му что без любви к ма­те­ри в серд­це  — хо­лод­ная пу­сто­та.

(15)Я ни­ко­гда не на­зы­вал свою мать ма­те­рью, мамой. (16)У меня для неё было дру­гое слово  — ма­моч­ка. (17)Я вырос, отрас­тил усы, стал го­во­рить басом. (18)И по­че­му-то на людях я про­из­но­сил это слово чуть слыш­но, как будто стес­ня­ясь его.

(19)По­след­ний раз я про­изнёс его на мок­рой от дождя плат­фор­ме, под звуки тре­вож­ных гуд­ков па­ро­во­за, под гром­кую ко­ман­ду «по ва­го­нам!». (20)Я, ко­неч­но, не знал, что на­все­гда про­ща­юсь с ма­те­рью. (21)Я шеп­тал «ма­моч­ка» ей на ухо, и, чтобы никто не видел моих муж­ских слёз, я вы­ти­рал их о её во­ло­сы… (22)Но, когда теп­луш­ка тро­ну­лась, не вы­дер­жал, забыл, что я муж­чи­на, сол­дат, забыл, что во­круг люди, мно­же­ство людей, и сквозь гро­хот колёс, сквозь бью­щий в глаза ветер за­кри­чал:

(23)— Ма­моч­ка!

(По Ю. Я. Яко­вле­ву)

(1)Дети ни­ко­гда не за­по­ми­на­ют мать мо­ло­дой, кра­си­вой, по­то­му что по­ни­ма­ние кра­со­ты при­хо­дит позже, когда ма­те­рин­ская кра­со­та успе­ва­ет увя­нуть.

(2)Я за­пом­нил свою мать седой и уста­лой, а го­во­рят, она была кра­си­ва. (3)Боль­шие за­дум­чи­вые глаза, в ко­то­рых про­сту­пал свет серд­ца. (4)Ров­ные тёмные брови. (5)На вы­со­кий лоб спа­да­ли дым­ча­тые во­ло­сы.

(6)До сих пор слышу её не­гром­кий голос, не­то­роп­ли­вые шаги, ощу­щаю бе­реж­ное при­кос­но­ве­ние рук. (7)Это не имеет от­но­ше­ния к воз­рас­ту, это вечно.

(8)Дети редко го­во­рят ма­те­ри о своей любви к ней. (9)Они даже не знают, как на­зы­ва­ет­ся чув­ство, всё силь­нее при­вя­зы­ва­ю­щее их к ма­те­ри. (10)В их по­ни­ма­нии это во­об­ще не чув­ство, а что-то есте­ствен­ное и обя­за­тель­ное, как ды­ха­ние, уто­ле­ние жажды.

(11)Но в любви ребёнка к ма­те­ри есть свои зо­ло­тые дни. (12)Я пе­ре­жил их в ран­нем воз­расте, когда впер­вые осо­знал, что самый не­об­хо­ди­мый че­ло­век на свете  — мама. (13)Па­мять не со­хра­ни­ла почти ни­ка­ких по­дроб­но­стей тех далёких дней, но я знаю об этом своём чув­стве, по­то­му что оно до сих пор теп­лит­ся во мне, не раз­ве­я­лось по свету. (14)И я бе­ре­гу его, по­то­му что без любви к ма­те­ри в серд­це  — хо­лод­ная пу­сто­та.

(15)Я ни­ко­гда не на­зы­вал свою мать ма­те­рью, мамой. (16)У меня для неё было дру­гое слово  — ма­моч­ка. (17)Я вырос, отрас­тил усы, стал го­во­рить басом. (18)И по­че­му-то на людях я про­из­но­сил это слово чуть слыш­но, как будто стес­ня­ясь его.

(19)По­след­ний раз я про­изнёс его на мок­рой от дождя плат­фор­ме, под звуки тре­вож­ных гуд­ков па­ро­во­за, под гром­кую ко­ман­ду «по ва­го­нам!». (20)Я, ко­неч­но, не знал, что на­все­гда про­ща­юсь с ма­те­рью. (21)Я шеп­тал «ма­моч­ка» ей на ухо, и, чтобы никто не видел моих муж­ских слёз, я вы­ти­рал их о её во­ло­сы… (22)Но, когда теп­луш­ка тро­ну­лась, не вы­дер­жал, забыл, что я муж­чи­на, сол­дат, забыл, что во­круг люди, мно­же­ство людей, и сквозь гро­хот колёс, сквозь бью­щий в глаза ветер за­кри­чал:

(23)— Ма­моч­ка!

(По Ю. Я. Яко­вле­ву)

(1)Дети ни­ко­гда не за­по­ми­на­ют мать мо­ло­дой, кра­си­вой, по­то­му что по­ни­ма­ние кра­со­ты при­хо­дит позже, когда ма­те­рин­ская кра­со­та успе­ва­ет увя­нуть.

(2)Я за­пом­нил свою мать седой и уста­лой, а го­во­рят, она была кра­си­ва. (3)Боль­шие за­дум­чи­вые глаза, в ко­то­рых про­сту­пал свет серд­ца. (4)Ров­ные тёмные брови. (5)На вы­со­кий лоб спа­да­ли дым­ча­тые во­ло­сы.

(6)До сих пор слышу её не­гром­кий голос, не­то­роп­ли­вые шаги, ощу­щаю бе­реж­ное при­кос­но­ве­ние рук. (7)Это не имеет от­но­ше­ния к воз­рас­ту, это вечно.

(8)Дети редко го­во­рят ма­те­ри о своей любви к ней. (9)Они даже не знают, как на­зы­ва­ет­ся чув­ство, всё силь­нее при­вя­зы­ва­ю­щее их к ма­те­ри. (10)В их по­ни­ма­нии это во­об­ще не чув­ство, а что-то есте­ствен­ное и обя­за­тель­ное, как ды­ха­ние, уто­ле­ние жажды.

(11)Но в любви ребёнка к ма­те­ри есть свои зо­ло­тые дни. (12)Я пе­ре­жил их в ран­нем воз­расте, когда впер­вые осо­знал, что самый не­об­хо­ди­мый че­ло­век на свете  — мама. (13)Па­мять не со­хра­ни­ла почти ни­ка­ких по­дроб­но­стей тех далёких дней, но я знаю об этом своём чув­стве, по­то­му что оно до сих пор теп­лит­ся во мне, не раз­ве­я­лось по свету. (14)И я бе­ре­гу его, по­то­му что без любви к ма­те­ри в серд­це  — хо­лод­ная пу­сто­та.

(15)Я ни­ко­гда не на­зы­вал свою мать ма­те­рью, мамой. (16)У меня для неё было дру­гое слово  — ма­моч­ка. (17)Я вырос, отрас­тил усы, стал го­во­рить басом. (18)И по­че­му-то на людях я про­из­но­сил это слово чуть слыш­но, как будто стес­ня­ясь его.

(19)По­след­ний раз я про­изнёс его на мок­рой от дождя плат­фор­ме, под звуки тре­вож­ных гуд­ков па­ро­во­за, под гром­кую ко­ман­ду «по ва­го­нам!». (20)Я, ко­неч­но, не знал, что на­все­гда про­ща­юсь с ма­те­рью. (21)Я шеп­тал «ма­моч­ка» ей на ухо, и, чтобы никто не видел моих муж­ских слёз, я вы­ти­рал их о её во­ло­сы… (22)Но, когда теп­луш­ка тро­ну­лась, не вы­дер­жал, забыл, что я муж­чи­на, сол­дат, забыл, что во­круг люди, мно­же­ство людей, и сквозь гро­хот колёс, сквозь бью­щий в глаза ветер за­кри­чал:

(23)— Ма­моч­ка!

(По Ю. Я. Яко­вле­ву)

(1)Дети ни­ко­гда не за­по­ми­на­ют мать мо­ло­дой, кра­си­вой, по­то­му что по­ни­ма­ние кра­со­ты при­хо­дит позже, когда ма­те­рин­ская кра­со­та успе­ва­ет увя­нуть.

(2)Я за­пом­нил свою мать седой и уста­лой, а го­во­рят, она была кра­си­ва. (3)Боль­шие за­дум­чи­вые глаза, в ко­то­рых про­сту­пал свет серд­ца. (4)Ров­ные тёмные брови. (5)На вы­со­кий лоб спа­да­ли дым­ча­тые во­ло­сы.

(6)До сих пор слышу её не­гром­кий голос, не­то­роп­ли­вые шаги, ощу­щаю бе­реж­ное при­кос­но­ве­ние рук. (7)Это не имеет от­но­ше­ния к воз­рас­ту, это вечно.

(8)Дети редко го­во­рят ма­те­ри о своей любви к ней. (9)Они даже не знают, как на­зы­ва­ет­ся чув­ство, всё силь­нее при­вя­зы­ва­ю­щее их к ма­те­ри. (10)В их по­ни­ма­нии это во­об­ще не чув­ство, а что-то есте­ствен­ное и обя­за­тель­ное, как ды­ха­ние, уто­ле­ние жажды.

(11)Но в любви ребёнка к ма­те­ри есть свои зо­ло­тые дни. (12)Я пе­ре­жил их в ран­нем воз­расте, когда впер­вые осо­знал, что самый не­об­хо­ди­мый че­ло­век на свете  — мама. (13)Па­мять не со­хра­ни­ла почти ни­ка­ких по­дроб­но­стей тех далёких дней, но я знаю об этом своём чув­стве, по­то­му что оно до сих пор теп­лит­ся во мне, не раз­ве­я­лось по свету. (14)И я бе­ре­гу его, по­то­му что без любви к ма­те­ри в серд­це  — хо­лод­ная пу­сто­та.

(15)Я ни­ко­гда не на­зы­вал свою мать ма­те­рью, мамой. (16)У меня для неё было дру­гое слово  — ма­моч­ка. (17)Я вырос, отрас­тил усы, стал го­во­рить басом. (18)И по­че­му-то на людях я про­из­но­сил это слово чуть слыш­но, как будто стес­ня­ясь его.

(19)По­след­ний раз я про­изнёс его на мок­рой от дождя плат­фор­ме, под звуки тре­вож­ных гуд­ков па­ро­во­за, под гром­кую ко­ман­ду «по ва­го­нам!». (20)Я, ко­неч­но, не знал, что на­все­гда про­ща­юсь с ма­те­рью. (21)Я шеп­тал «ма­моч­ка» ей на ухо, и, чтобы никто не видел моих муж­ских слёз, я вы­ти­рал их о её во­ло­сы… (22)Но, когда теп­луш­ка тро­ну­лась, не вы­дер­жал, забыл, что я муж­чи­на, сол­дат, забыл, что во­круг люди, мно­же­ство людей, и сквозь гро­хот колёс, сквозь бью­щий в глаза ветер за­кри­чал:

(23)— Ма­моч­ка!

(По Ю. Я. Яко­вле­ву)

(1)Дети ни­ко­гда не за­по­ми­на­ют мать мо­ло­дой, кра­си­вой, по­то­му что по­ни­ма­ние кра­со­ты при­хо­дит позже, когда ма­те­рин­ская кра­со­та успе­ва­ет увя­нуть.

(2)Я за­пом­нил свою мать седой и уста­лой, а го­во­рят, она была кра­си­ва. (3)Боль­шие за­дум­чи­вые глаза, в ко­то­рых про­сту­пал свет серд­ца. (4)Ров­ные тёмные брови. (5)На вы­со­кий лоб спа­да­ли дым­ча­тые во­ло­сы.

(6)До сих пор слышу её не­гром­кий голос, не­то­роп­ли­вые шаги, ощу­щаю бе­реж­ное при­кос­но­ве­ние рук. (7)Это не имеет от­но­ше­ния к воз­рас­ту, это вечно.

(8)Дети редко го­во­рят ма­те­ри о своей любви к ней. (9)Они даже не знают, как на­зы­ва­ет­ся чув­ство, всё силь­нее при­вя­зы­ва­ю­щее их к ма­те­ри. (10)В их по­ни­ма­нии это во­об­ще не чув­ство, а что-то есте­ствен­ное и обя­за­тель­ное, как ды­ха­ние, уто­ле­ние жажды.

(11)Но в любви ребёнка к ма­те­ри есть свои зо­ло­тые дни. (12)Я пе­ре­жил их в ран­нем воз­расте, когда впер­вые осо­знал, что самый не­об­хо­ди­мый че­ло­век на свете  — мама. (13)Па­мять не со­хра­ни­ла почти ни­ка­ких по­дроб­но­стей тех далёких дней, но я знаю об этом своём чув­стве, по­то­му что оно до сих пор теп­лит­ся во мне, не раз­ве­я­лось по свету. (14)И я бе­ре­гу его, по­то­му что без любви к ма­те­ри в серд­це  — хо­лод­ная пу­сто­та.

(15)Я ни­ко­гда не на­зы­вал свою мать ма­те­рью, мамой. (16)У меня для неё было дру­гое слово  — ма­моч­ка. (17)Я вырос, отрас­тил усы, стал го­во­рить басом. (18)И по­че­му-то на людях я про­из­но­сил это слово чуть слыш­но, как будто стес­ня­ясь его.

(19)По­след­ний раз я про­изнёс его на мок­рой от дождя плат­фор­ме, под звуки тре­вож­ных гуд­ков па­ро­во­за, под гром­кую ко­ман­ду «по ва­го­нам!». (20)Я, ко­неч­но, не знал, что на­все­гда про­ща­юсь с ма­те­рью. (21)Я шеп­тал «ма­моч­ка» ей на ухо, и, чтобы никто не видел моих муж­ских слёз, я вы­ти­рал их о её во­ло­сы… (22)Но, когда теп­луш­ка тро­ну­лась, не вы­дер­жал, забыл, что я муж­чи­на, сол­дат, забыл, что во­круг люди, мно­же­ство людей, и сквозь гро­хот колёс, сквозь бью­щий в глаза ветер за­кри­чал:

(23)— Ма­моч­ка!

(По Ю. Я. Яко­вле­ву)

(1)Дети ни­ко­гда не за­по­ми­на­ют мать мо­ло­дой, кра­си­вой, по­то­му что по­ни­ма­ние кра­со­ты при­хо­дит позже, когда ма­те­рин­ская кра­со­та успе­ва­ет увя­нуть.

(2)Я за­пом­нил свою мать седой и уста­лой, а го­во­рят, она была кра­си­ва. (3)Боль­шие за­дум­чи­вые глаза, в ко­то­рых про­сту­пал свет серд­ца. (4)Ров­ные тёмные брови. (5)На вы­со­кий лоб спа­да­ли дым­ча­тые во­ло­сы.

(6)До сих пор слышу её не­гром­кий голос, не­то­роп­ли­вые шаги, ощу­щаю бе­реж­ное при­кос­но­ве­ние рук. (7)Это не имеет от­но­ше­ния к воз­рас­ту, это вечно.

(8)Дети редко го­во­рят ма­те­ри о своей любви к ней. (9)Они даже не знают, как на­зы­ва­ет­ся чув­ство, всё силь­нее при­вя­зы­ва­ю­щее их к ма­те­ри. (10)В их по­ни­ма­нии это во­об­ще не чув­ство, а что-то есте­ствен­ное и обя­за­тель­ное, как ды­ха­ние, уто­ле­ние жажды.

(11)Но в любви ребёнка к ма­те­ри есть свои зо­ло­тые дни. (12)Я пе­ре­жил их в ран­нем воз­расте, когда впер­вые осо­знал, что самый не­об­хо­ди­мый че­ло­век на свете  — мама. (13)Па­мять не со­хра­ни­ла почти ни­ка­ких по­дроб­но­стей тех далёких дней, но я знаю об этом своём чув­стве, по­то­му что оно до сих пор теп­лит­ся во мне, не раз­ве­я­лось по свету. (14)И я бе­ре­гу его, по­то­му что без любви к ма­те­ри в серд­це  — хо­лод­ная пу­сто­та.

(15)Я ни­ко­гда не на­зы­вал свою мать ма­те­рью, мамой. (16)У меня для неё было дру­гое слово  — ма­моч­ка. (17)Я вырос, отрас­тил усы, стал го­во­рить басом. (18)И по­че­му-то на людях я про­из­но­сил это слово чуть слыш­но, как будто стес­ня­ясь его.

(19)По­след­ний раз я про­изнёс его на мок­рой от дождя плат­фор­ме, под звуки тре­вож­ных гуд­ков па­ро­во­за, под гром­кую ко­ман­ду «по ва­го­нам!». (20)Я, ко­неч­но, не знал, что на­все­гда про­ща­юсь с ма­те­рью. (21)Я шеп­тал «ма­моч­ка» ей на ухо, и, чтобы никто не видел моих муж­ских слёз, я вы­ти­рал их о её во­ло­сы… (22)Но, когда теп­луш­ка тро­ну­лась, не вы­дер­жал, забыл, что я муж­чи­на, сол­дат, забыл, что во­круг люди, мно­же­ство людей, и сквозь гро­хот колёс, сквозь бью­щий в глаза ветер за­кри­чал:

(23)— Ма­моч­ка!

(По Ю. Я. Яко­вле­ву)

(1)Дети ни­ко­гда не за­по­ми­на­ют мать мо­ло­дой, кра­си­вой, по­то­му что по­ни­ма­ние кра­со­ты при­хо­дит позже, когда ма­те­рин­ская кра­со­та успе­ва­ет увя­нуть.

(2)Я за­пом­нил свою мать седой и уста­лой, а го­во­рят, она была кра­си­ва. (3)Боль­шие за­дум­чи­вые глаза, в ко­то­рых про­сту­пал свет серд­ца. (4)Ров­ные тёмные брови. (5)На вы­со­кий лоб спа­да­ли дым­ча­тые во­ло­сы.

(6)До сих пор слышу её не­гром­кий голос, не­то­роп­ли­вые шаги, ощу­щаю бе­реж­ное при­кос­но­ве­ние рук. (7)Это не имеет от­но­ше­ния к воз­рас­ту, это вечно.

(8)Дети редко го­во­рят ма­те­ри о своей любви к ней. (9)Они даже не знают, как на­зы­ва­ет­ся чув­ство, всё силь­нее при­вя­зы­ва­ю­щее их к ма­те­ри. (10)В их по­ни­ма­нии это во­об­ще не чув­ство, а что-то есте­ствен­ное и обя­за­тель­ное, как ды­ха­ние, уто­ле­ние жажды.

(11)Но в любви ребёнка к ма­те­ри есть свои зо­ло­тые дни. (12)Я пе­ре­жил их в ран­нем воз­расте, когда впер­вые осо­знал, что самый не­об­хо­ди­мый че­ло­век на свете  — мама. (13)Па­мять не со­хра­ни­ла почти ни­ка­ких по­дроб­но­стей тех далёких дней, но я знаю об этом своём чув­стве, по­то­му что оно до сих пор теп­лит­ся во мне, не раз­ве­я­лось по свету. (14)И я бе­ре­гу его, по­то­му что без любви к ма­те­ри в серд­це  — хо­лод­ная пу­сто­та.

(15)Я ни­ко­гда не на­зы­вал свою мать ма­те­рью, мамой. (16)У меня для неё было дру­гое слово  — ма­моч­ка. (17)Я вырос, отрас­тил усы, стал го­во­рить басом. (18)И по­че­му-то на людях я про­из­но­сил это слово чуть слыш­но, как будто стес­ня­ясь его.

(19)По­след­ний раз я про­изнёс его на мок­рой от дождя плат­фор­ме, под звуки тре­вож­ных гуд­ков па­ро­во­за, под гром­кую ко­ман­ду «по ва­го­нам!». (20)Я, ко­неч­но, не знал, что на­все­гда про­ща­юсь с ма­те­рью. (21)Я шеп­тал «ма­моч­ка» ей на ухо, и, чтобы никто не видел моих муж­ских слёз, я вы­ти­рал их о её во­ло­сы… (22)Но, когда теп­луш­ка тро­ну­лась, не вы­дер­жал, забыл, что я муж­чи­на, сол­дат, забыл, что во­круг люди, мно­же­ство людей, и сквозь гро­хот колёс, сквозь бью­щий в глаза ветер за­кри­чал:

(23)— Ма­моч­ка!

(По Ю. Я. Яко­вле­ву)

(1)Дети ни­ко­гда не за­по­ми­на­ют мать мо­ло­дой, кра­си­вой, по­то­му что по­ни­ма­ние кра­со­ты при­хо­дит позже, когда ма­те­рин­ская кра­со­та успе­ва­ет увя­нуть.

(2)Я за­пом­нил свою мать седой и уста­лой, а го­во­рят, она была кра­си­ва. (3)Боль­шие за­дум­чи­вые глаза, в ко­то­рых про­сту­пал свет серд­ца. (4)Ров­ные тёмные брови. (5)На вы­со­кий лоб спа­да­ли дым­ча­тые во­ло­сы.

(6)До сих пор слышу её не­гром­кий голос, не­то­роп­ли­вые шаги, ощу­щаю бе­реж­ное при­кос­но­ве­ние рук. (7)Это не имеет от­но­ше­ния к воз­рас­ту, это вечно.

(8)Дети редко го­во­рят ма­те­ри о своей любви к ней. (9)Они даже не знают, как на­зы­ва­ет­ся чув­ство, всё силь­нее при­вя­зы­ва­ю­щее их к ма­те­ри. (10)В их по­ни­ма­нии это во­об­ще не чув­ство, а что-то есте­ствен­ное и обя­за­тель­ное, как ды­ха­ние, уто­ле­ние жажды.

(11)Но в любви ребёнка к ма­те­ри есть свои зо­ло­тые дни. (12)Я пе­ре­жил их в ран­нем воз­расте, когда впер­вые осо­знал, что самый не­об­хо­ди­мый че­ло­век на свете  — мама. (13)Па­мять не со­хра­ни­ла почти ни­ка­ких по­дроб­но­стей тех далёких дней, но я знаю об этом своём чув­стве, по­то­му что оно до сих пор теп­лит­ся во мне, не раз­ве­я­лось по свету. (14)И я бе­ре­гу его, по­то­му что без любви к ма­те­ри в серд­це  — хо­лод­ная пу­сто­та.

(15)Я ни­ко­гда не на­зы­вал свою мать ма­те­рью, мамой. (16)У меня для неё было дру­гое слово  — ма­моч­ка. (17)Я вырос, отрас­тил усы, стал го­во­рить басом. (18)И по­че­му-то на людях я про­из­но­сил это слово чуть слыш­но, как будто стес­ня­ясь его.

(19)По­след­ний раз я про­изнёс его на мок­рой от дождя плат­фор­ме, под звуки тре­вож­ных гуд­ков па­ро­во­за, под гром­кую ко­ман­ду «по ва­го­нам!». (20)Я, ко­неч­но, не знал, что на­все­гда про­ща­юсь с ма­те­рью. (21)Я шеп­тал «ма­моч­ка» ей на ухо, и, чтобы никто не видел моих муж­ских слёз, я вы­ти­рал их о её во­ло­сы… (22)Но, когда теп­луш­ка тро­ну­лась, не вы­дер­жал, забыл, что я муж­чи­на, сол­дат, забыл, что во­круг люди, мно­же­ство людей, и сквозь гро­хот колёс, сквозь бью­щий в глаза ветер за­кри­чал:

(23)— Ма­моч­ка!

(По Ю. Я. Яко­вле­ву)

(1)Дети ни­ко­гда не за­по­ми­на­ют мать мо­ло­дой, кра­си­вой, по­то­му что по­ни­ма­ние кра­со­ты при­хо­дит позже, когда ма­те­рин­ская кра­со­та успе­ва­ет увя­нуть.

(2)Я за­пом­нил свою мать седой и уста­лой, а го­во­рят, она была кра­си­ва. (3)Боль­шие за­дум­чи­вые глаза, в ко­то­рых про­сту­пал свет серд­ца. (4)Ров­ные тёмные брови. (5)На вы­со­кий лоб спа­да­ли дым­ча­тые во­ло­сы.

(6)До сих пор слышу её не­гром­кий голос, не­то­роп­ли­вые шаги, ощу­щаю бе­реж­ное при­кос­но­ве­ние рук. (7)Это не имеет от­но­ше­ния к воз­рас­ту, это вечно.

(8)Дети редко го­во­рят ма­те­ри о своей любви к ней. (9)Они даже не знают, как на­зы­ва­ет­ся чув­ство, всё силь­нее при­вя­зы­ва­ю­щее их к ма­те­ри. (10)В их по­ни­ма­нии это во­об­ще не чув­ство, а что-то есте­ствен­ное и обя­за­тель­ное, как ды­ха­ние, уто­ле­ние жажды.

(11)Но в любви ребёнка к ма­те­ри есть свои зо­ло­тые дни. (12)Я пе­ре­жил их в ран­нем воз­расте, когда впер­вые осо­знал, что самый не­об­хо­ди­мый че­ло­век на свете  — мама. (13)Па­мять не со­хра­ни­ла почти ни­ка­ких по­дроб­но­стей тех далёких дней, но я знаю об этом своём чув­стве, по­то­му что оно до сих пор теп­лит­ся во мне, не раз­ве­я­лось по свету. (14)И я бе­ре­гу его, по­то­му что без любви к ма­те­ри в серд­це  — хо­лод­ная пу­сто­та.

(15)Я ни­ко­гда не на­зы­вал свою мать ма­те­рью, мамой. (16)У меня для неё было дру­гое слово  — ма­моч­ка. (17)Я вырос, отрас­тил усы, стал го­во­рить басом. (18)И по­че­му-то на людях я про­из­но­сил это слово чуть слыш­но, как будто стес­ня­ясь его.

(19)По­след­ний раз я про­изнёс его на мок­рой от дождя плат­фор­ме, под звуки тре­вож­ных гуд­ков па­ро­во­за, под гром­кую ко­ман­ду «по ва­го­нам!». (20)Я, ко­неч­но, не знал, что на­все­гда про­ща­юсь с ма­те­рью. (21)Я шеп­тал «ма­моч­ка» ей на ухо, и, чтобы никто не видел моих муж­ских слёз, я вы­ти­рал их о её во­ло­сы… (22)Но, когда теп­луш­ка тро­ну­лась, не вы­дер­жал, забыл, что я муж­чи­на, сол­дат, забыл, что во­круг люди, мно­же­ство людей, и сквозь гро­хот колёс, сквозь бью­щий в глаза ветер за­кри­чал:

(23)— Ма­моч­ка!

(По Ю. Я. Яко­вле­ву)

(1)Дети ни­ко­гда не за­по­ми­на­ют мать мо­ло­дой, кра­си­вой, по­то­му что по­ни­ма­ние кра­со­ты при­хо­дит позже, когда ма­те­рин­ская кра­со­та успе­ва­ет увя­нуть.

(2)Я за­пом­нил свою мать седой и уста­лой, а го­во­рят, она была кра­си­ва. (3)Боль­шие за­дум­чи­вые глаза, в ко­то­рых про­сту­пал свет серд­ца. (4)Ров­ные тёмные брови. (5)На вы­со­кий лоб спа­да­ли дым­ча­тые во­ло­сы.

(6)До сих пор слышу её не­гром­кий голос, не­то­роп­ли­вые шаги, ощу­щаю бе­реж­ное при­кос­но­ве­ние рук. (7)Это не имеет от­но­ше­ния к воз­рас­ту, это вечно.

(8)Дети редко го­во­рят ма­те­ри о своей любви к ней. (9)Они даже не знают, как на­зы­ва­ет­ся чув­ство, всё силь­нее при­вя­зы­ва­ю­щее их к ма­те­ри. (10)В их по­ни­ма­нии это во­об­ще не чув­ство, а что-то есте­ствен­ное и обя­за­тель­ное, как ды­ха­ние, уто­ле­ние жажды.

(11)Но в любви ребёнка к ма­те­ри есть свои зо­ло­тые дни. (12)Я пе­ре­жил их в ран­нем воз­расте, когда впер­вые осо­знал, что самый не­об­хо­ди­мый че­ло­век на свете  — мама. (13)Па­мять не со­хра­ни­ла почти ни­ка­ких по­дроб­но­стей тех далёких дней, но я знаю об этом своём чув­стве, по­то­му что оно до сих пор теп­лит­ся во мне, не раз­ве­я­лось по свету. (14)И я бе­ре­гу его, по­то­му что без любви к ма­те­ри в серд­це  — хо­лод­ная пу­сто­та.

(15)Я ни­ко­гда не на­зы­вал свою мать ма­те­рью, мамой. (16)У меня для неё было дру­гое слово  — ма­моч­ка. (17)Я вырос, отрас­тил усы, стал го­во­рить басом. (18)И по­че­му-то на людях я про­из­но­сил это слово чуть слыш­но, как будто стес­ня­ясь его.

(19)По­след­ний раз я про­изнёс его на мок­рой от дождя плат­фор­ме, под звуки тре­вож­ных гуд­ков па­ро­во­за, под гром­кую ко­ман­ду «по ва­го­нам!». (20)Я, ко­неч­но, не знал, что на­все­гда про­ща­юсь с ма­те­рью. (21)Я шеп­тал «ма­моч­ка» ей на ухо, и, чтобы никто не видел моих муж­ских слёз, я вы­ти­рал их о её во­ло­сы… (22)Но, когда теп­луш­ка тро­ну­лась, не вы­дер­жал, забыл, что я муж­чи­на, сол­дат, забыл, что во­круг люди, мно­же­ство людей, и сквозь гро­хот колёс, сквозь бью­щий в глаза ветер за­кри­чал:

(23)— Ма­моч­ка!

(По Ю. Я. Яко­вле­ву)